Неточные совпадения
Его увлекал процесс писанья, как процесс неумышленного
творчества, где перед его глазами, пестрым узором, неслись его собственные
мысли, ощущения, образы. Листки эти, однако, мешали ему забыть Веру, чего он искренно хотел, и питали страсть, то есть воображение.
Наша «передовая» интеллигенция безнадежно отстает от движения европейской
мысли, от все более и более усложняющегося и утончающегося философского и научного
творчества.
Преклонение перед органической народной мудростью всегда парализовало
мысль в России и пресекало идейное
творчество, которое личность берет на свою ответственность.
Самоценность
мысли отрицалась, свобода идейного
творчества бралась под подозрение то с точки зрения социально-революционной, то с точки зрения религиозно-охранительной.
И вот что самое важное: в «коллективистичную» эпоху происходит не только социализация и коллективизация экономической и политической жизни, но и совести,
мысли,
творчества, экстериоризации совести, т. е. перенесение ее из глубины человека, как духовного существа, вовне, на коллектив, обладающий авторитарными органами.
В середине же царит старая инертность
мысли, нет инициативы в
творчестве идей, клочья старого мира
мысли влачат жалкое существование.
Этот аскетизм в отношении к
мысли и к идейному
творчеству одинаково утверждался у нас и с точки зрения религиозной и с точки зрения материалистической.
В России с самых противоположных точек зрения проповедуется аскетическое воздержание от идейного
творчества, от жизни
мысли, переходящей пределы утилитарно нужного для целей социальных, моральных или религиозных.
Что бы он ни делал, какую бы он ни имел цель и
мысль в своем
творчестве, он выражает, волею или неволею, какие-нибудь стихии народного характера и выражает их глубже и яснее, чем сама история народа.
С. Булгаков в своей книге «Свет невечерний» признал демонический, человекобожеский характер моей
мысли о
творчестве.
Это открытие очень преувеличили и признали почти законом, что в своей
мысли и своем
творчестве человек всегда скрывает себя и что нужно думать о нем обратное тому, что он сам о себе говорит.
Тогда я уже боролся с тоталитаризмом во имя свободы
мысли и
творчества.
Критики приписывали мне нелепую
мысль, что
творчество человека не нуждается в материи, в материалах мира.
Для уяснения моей
мысли очень важно понять, что для меня
творчество человека не есть требование человека и право его, а есть требование Бога от человека и обязанность человека.
В мире
творчества все интереснее, значительнее, оригинальнее, глубже, чем в действительной жизни, чем в истории или в
мысли рефлексий и отражений.
Это стесняет свободу моей
мысли, ослабляется
творчество.
В центре моей
мысли всегда стояли проблемы свободы, личности,
творчества, проблемы зла и теодицеи, то есть, в сущности, одна проблема — проблема человека, его назначения, оправдания его
творчества.
Когда я ближе познакомился с современной католической и протестантской
мыслью, то я был поражен, до чего моя проблема
творчества им чужда, чужда и вообще проблематика русской
мысли.
Необычайно дерзновенна
мысль, что Бог нуждается в человеке, в ответе человека, в
творчестве человека.
Для моей философской
мысли было еще очень существенно противоположение рождения и
творчества.
Иванов, который не сочувствовал моим
мыслям, но относился вообще сочувственно к чужому
творчеству.
Мои
мысли о несотворенной свободе, о Божьей нужде в человеческом
творчестве, об объективации, о верховенстве личности и ее трагическом конфликте с миропорядком и обществом отпугивали и плохо понимались.
Между тем, мне приходилось действовать в среде духовно чуждой, враждебной к философской
мысли, свободе, духовному
творчеству, социальной справедливости, всему, что я ценил и чему служил.
Впоследствии я написал книги, которые формально я ставлю выше, в которых
мысль была более развита и более последовательна, терминология была более точна, но в книге «Смысл
творчества» я поднялся до высшей точки творческого горения.
Но это мешало моему положительному
творчеству, а иногда искажало мою
мысль и делало меня несправедливым.
За это мне прощали «гностические», как любили говорить, уклоны моей религиозной философии, мои недостаточно ортодоксальные
мысли о свободе и
творчестве человека.
Но в «Смысле
творчества» я уже выразил основную для меня
мысль, что
творчество есть
творчество из ничего, то есть из свободы.
Уже в своей книге «Смысл
творчества», совсем по-иному, чем Н. Федоров, и независимо от него, я высказал
мысли о творчески-активном понимании Апокалипсиса.
У меня родилось много
мыслей о
творчестве Ренессанса.
В русской христианской
мысли XIX в. — в учении о свободе Хомякова, в учении о Богочеловечестве Вл. Соловьева, во всем
творчестве Достоевского, в его гениальной диалектике о свободе, в замечательной антропологии Несмелова, в вере Н. Федорова в воскрешающую активность человека приоткрывалось что-то новое о человеке.
Все признают, что философия переживает тяжелый кризис, что философствующая
мысль зашла в тупик, что для философии наступила эпоха эпигонства и упадка, что
творчество философское иссякает.
Средние века не есть эпоха варварства и тьмы; этот старый взгляд давно уже оставлен культурными историками, наоборот, это эпоха великого напряжения духа, великого томления по абсолютному, неустанной работы
мысли, это эпоха культурная и творческая, но не дневного
творчества, а ночной культуры.
У вас остается
мысль, воображение, память,
творчество — ведь и с этим можно жить.
Как женщина властная и притом в сильной степени одаренная
творчеством, она в одну минуту нарисовала себе картину всевозможных противоречий и противодействий и сразу так усвоила себе эту
мысль, что даже побледнела и вскочила с кресла.
Каждая минута рождает что-нибудь новое, неожиданное, и жизнь поражает слух разнообразием своих криков, неутомимостью движения, силой неустанного
творчества. Но в душе Лунёва тихо и мертво: в ней всё как будто остановилось, — нет ни дум, ни желаний, только тяжёлая усталость. В таком состоянии он провёл весь день и потом ночь, полную кошмаров… и много таких дней и ночей. Приходили люди, покупали, что надо было им, и уходили, а он их провожал холодной
мыслью...
Творчество заменено словосочинением; потребность страстной руководящей
мысли заменена хладным пережевыванием азбучных истин.
А так как для них связать две
мысли — труд совершенно анафемский, то очень понятно, что
творчество их, лишь после неимоверных потуг, находит себе какое-нибудь выражение.
Красивый и сильный, блестящий на солнце своим металлом, в другое время он, пожалуй, мог бы навести на
мысль о гордом
творчестве людей, порабощающих стихии… Но рядом со мной лежал человек-стихия.
Если со временем какому-нибудь толковому историку искусств попадутся на глаза шкап Бутыги и мой мост, то он скажет: «Это два в своем роде замечательных человека: Бутыга любил людей и не допускал
мысли, что они могут умирать и разрушаться, и потому, делая свою мебель, имел в виду бессмертного человека, инженер же Асорин не любил ни людей, ни жизни; даже в счастливые минуты
творчества ему не были противны
мысли о смерти, разрушении и конечности, и потому, посмотрите, как у него ничтожны, конечны, робки и жалки эти линии»…
— А главное, при чем здесь
творчество? вдохновение? ну, этот, как его… полет
мысли?
«Спором об атеизме» завершается ранний, так называемый «иенский период» философского
творчества Фихте.] и Гегеля, которые одинаково низводят религию с принадлежащего ей места и отдают в подчинение этике [Мораль и религия образуют абсолютное единство: обе устремлены к сверхъестественному, первая — через образ действий, вторая — через образ
мыслей…
Творчество Достоевского в русской
мысли 1881–1931 годов.
В книге «Тихие думы» (М., 1918) Булгаков углубил эту
мысль: «В многоэтажном, искусственном и сложном
творчестве Соловьева только поэзии принадлежит безусловная подлинность, так что и философию его можно и даже должно поверять поэзией» (с. 72).
Способность к уму, к
мысли, к непосредственному
творчеству в женщине далеко не первостепенна.
Зато громадна и неисчерпаема чуткость к тому иррациональному, на что в конечном счете опирается и
мысль и
творчество.
Духовные миры мужчины и женщины очень различны. В мире мужском — ум,
мысль,
творчество. В мире женском — что-то совсем другое.
Между тем как оно всегда имеет тенденцию требовать от
мысли, от
творчества, от духовной жизни приспособления к себе (теократия, абсолютная монархия, тайная диктатура денег в лжедемократии, якобинство, коммунизм, фашизм).
Миссией русского
творчества и
мысли было обнаружение исключительного человеколюбия, сострадания и жалости.
Отсюда вытекают субъективные права человеческой личности — свобода совести, свобода
мысли, свобода
творчества, достоинство всякого человека как свободного духа, как образа и подобия Божьего.
Совершенное разложение личности, т. е. единства и цельности «я», мы видим в
творчестве Пруста. «Я» разлагается на элементы, ощущения и
мысли, образ и подобие Божье погибает, все погружается в душевную паутину.